24 января 1959 года в Московском театре оперетты состоялась премьера оперетты «Москва, Черёмушки». Дирижёром этого спектакля был Григорий Арнольдович Столяров, который в 1934 году дирижировал первой московской постановкой «Катерины Измайловой».
В конце апреля 1959 года на киностудии «Мосфильм» Шостакович присутствовал на записи музыки к кинофильму «Хованщина», для которого он сделал новую редакцию и оркестровку оперы Мусоргского. В мае 1959 года Шостакович находился в Стокгольме, где участвовал в работе Международного конгресса защитников мира. 4 октября в Большом зале Ленинградской филармонии состоялась премьера Первого виолончельного концерта, посвящённого Мстиславу Ростроповичу.
В середине сентября 1959 года Шостакович находился в Польше на третьем фестивале современной музыки «Варшавская осень», где исполнялись его произведения. Во время его пребывания в Варшаве дирижёром Яном Кренцем и Большим симфоническим оркестром Польского радио в Катовицах была осуществлена грамзапись Девятой симфонии.
Осенью 1959 года Шостакович в составе делегации советских музыкантов находился в длительной поездке по Соединённым Штатам Америки.
С Григорием Столяровым во время репетиции оперетты «Москва, Черёмушки». Январь 1959 года.
Фото А. Цармана
Василий Алчевский в роли управдома Барабашкина.
Ирина Муштакова в роли москвички Люси.
Юрий Богданов в роли Бориса Корецкого.
Над партитурой «Хованщины» в тонстудии «Мосфильма» во время записи фонограммы. Апрель 1959 года.
Фото В. Домбровского
С Мстиславом Ростроповичем в Голубой гостиной Больного зала Ленинградской филармонии после премьеры Первого виолончельного концерта. 4 октября 1959 года.
Фото Н. Науменкова
В Музыкально-историческом музее в Стокгольме: Дмитрий Шостакович и директор музея Эрнст Эмсхаймер. 11 мая 1959 года.
В Варшаве в день открытия фестиваля. 12 сентября 1959 года.
Беседа с дирижёром Витольдом Ровицким, под управлением которого в концерте «Варшавской осени» только что прозвучал Первый фортепианный концерт Шостаковича. 12 сентября 1959 года.
Дмитрий Шостакович и Ян Кренц во время подготовки к записи Девятой симфонии (на втором плане на верхних снимках звукорежиссёр Антони Каружас). 16 сентября 1959 года.
Дмитрий Шостакович и Ян Кренц во время подготовки к записи Девятой симфонии (на втором плане на верхних снимках звукорежиссёр Антони Каружас). 16 сентября 1959 года.
Дмитрий Шостакович и Ян Кренц во время подготовки к записи Девятой симфонии (на втором плане на верхних снимках звукорежиссёр Антони Каружас). 16 сентября 1959 года.
Дмитрий Шостакович, Тихон Хренников, Борис Ярустовский и Фикрет Амиров в США. Октябрь 1959 года.
С Уолтом Диснеем в Голливуде. 29 октября 1959 года.
В Клиф-хаус (Сан-Франциско). 25 октября 1959 года.
Д.Д.Шостакович в Мехико на площади Республики у памятника Мексиканской революции. Сентябрь 1961 года.
24 января – премьера оперетты «Москва. Черемушки» (ор.105).
4 октября – премьера Первого концерта для виолончели с оркестром (ор.107).
Участие в фестивале «Варшавская осень».
Поездка по США и избрание Шостаковича членом Американской академии наук.
Расторжение брака с М. А. Кайновой.
Переизбрание депутатом Верховного Совета РСФСР.
18 июля 1959 г., Комарово.
«Спасибо Вам за «Советский спорт». Когда еще будет возможность, вышлите остальные номера. Если у Вас есть мои «опусания», посмотрите, какой у меня следующий опус, и напишите мне. Я заканчиваю Концерт и не знаю, какой ставить опус».
«"Наталья Тарпова" произвела на меня сильное впечатление... Один из героев этого романа говорит: «Года через два догоним довоенный уровень, и еще через 2-3 года догоним Америку. Прямо дух захватывает от радостных перспектив нашего роста». Как прекрасно перекликаются эти слова с нашим временем...
И в двадцатых годах мы собирались догонять Америку и в шестидесятых годах догоняем Америку».
«Так как мне приходится уезжать в Мексику, примерно на неделю, я пользуюсь любезностью Т.Н. Хренникова и посылаю лекарства. Из-за того, что врач, который добывал эти лекарства, взял у меня рецепты, то я не знаю, кому и какое лекарство предназначается. Здесь должно быть лекарство для В. Я. Шебалина, другое для кларнетиста Беспалько и третье для матери покойной Жени Шнеерсон. Возьмите все лекарства и поезжайте к А. М. Шебалиной. Пусть она выберет то, которое нужно Виссариону Яковлевичу. Затем отыщите Беспалько. Он кларнетист из Госоркестра или из оркестра Радиокомитета. И пусть он выберет свое лекарство. Я бы все лекарства привез с собой, но не хотелось их задерживать. Возможно, что они нужны скорее, а я задерживаю из-за поездки в Мексику...»
Ноябрь 1959 г.
«Дорогие радиослушатели!
Я рад, что мне предоставлена возможность выступить перед микрофоном. Я радуюсь, что сейчас прозвучат перед вами мои сочинения.
Культурное общение между нашими народами должно всемерно развиваться, это в наших общих интересах, в интересах установления мира во всем мире.
Пользуясь случаем передаю сердечный привет моим коллегам – американским композиторам. Желаю американскому народу успехов в работе, счастья в личной жизни».
24 июня 1959 г., Москва.
«В шестом номере «Советской музыки» помещены воспоминания С. Юрока об А. К. Глазунове. Эти воспоминания бросают тень на безупречный облик выдающегося русского композитора. Я лично знал А. К. Глазунова достаточно хорошо. Я не могу себе представить, чтобы А. К. брал бы себе деньги без твердой уверенности, что эти деньги несомненно принадлежат ему. Его щепетильность в денежных вопросах была общеизвестна.
Без обиды невозможно читать о том, что Осип Габрилович отвалил Глазунову 500 долларов, Фредерик Сток 8 000 долларов и что Глазунов взял эти деньги. Я готов это допустить лишь в том случае, что Глазунов в США очутился в тяжелом материальном положении, что эти деньги он вынужден был взять и лишь в взаймы. Печатать же воспоминания С. Юрока о Глазунове с протянутой рукой, получающем и берущем милостыню, не надо было.
Известно, что Ф. Шуберт умер от сифилиса. Однако печатать по этому поводу соответствующее «научное» исследование не надо. Мусоргский помер от перепоя. Об этом так же не надо писать статьи и исследования, как не надо широко публиковать оскорбительный портрет Мусоргского работы Репина. Мне кажется, что это положение достаточно ясное. Считаю опубликование воспоминаний С. Юрока о Глазунове серьезной ошибкой, в которой возможно виноват и я, так как видимо прозевал эти воспоминания, пока они не были еще напечатаны.
Член редакционной коллегии "Советской музыки"».
Зинаида Гаямова,
секретарь Д.Д. Шостаковича:
«В июле я часто получала от Д.Д. открыточки и он звонил мне по телефону. Приблизительно во второй половине июля, разговаривая со мной по телефону, он сказал, что начинает Виолончельный концерт. Я видела с каким нетерпением ждет Ростропович этот концерт и тут же позвонила ему, сообщить об этом. Буквально через две минуты Ростропович был у меня и бросился обнимать и душить в объятиях, заявляя, что готов сегодня же лететь к Д.Д. в Ленинград. Но я утихомирила его пыл, говоря, что Д.Д. меня не уполномочивал сообщать кому-либо об этом и без его разрешения никакой поездки быть не может. Но я дала слово, что сегодня же напишу Д.Д., а он должен терпеливо ждать. В течение остального дня Слава звонил мне через каждый час, спрашивая, написала ли я письмо, предлагал свои услуги самому отнести письмо на почту. Но письмо я написала с большой осторожностью, просила Д.Д. извинить меня, что я поделилась с Ростроповичем и описала ему бурное реагирование Славы. Через три дня я получила ответ, в котором Д.Д. пишет, что концерт будет готов только через месяц, а Славе он напишет сам. Я по тону открытки поняла, что Д.Д. не рассердился на меня, а м. б. ему даже приятно...»
Мстислав Ростропович:
– Когда Дмитрий Дмитриевич Вам посвящал сочинения, как он Вам об этом говорил?
– Вы знаете, никто в моей жизни не посвящал свои сочинения так, как Дмитрий Дмитриевич... Например, Первый концерт для виолончели. Вот он кончил играть его на рояле, потом удивительно настойчиво меня спрашивает: «Слава, Вам понравилось это сочинение?». Я совершенно потрясен, ничего не могу сказать. «Нет, для меня это очень важно, Вам понравилось?» – он настаивает. Я говорю: «Дмитрий Дмитриевич, что Вы спрашиваете, ну это просто смешной вопрос, я просто потрясен». – «Вам правда понравилось?». – «Правда, Дмитрий Дмитриевич». – «Тогда разрешите, я Вам его посвящу».
Вот этого ни с кем еще не происходило, никогда. Потому что считалось что посвящение – это величайший подарок, ну во всяком случае, не спрашивали – дареному коню в зубы не смотрят, ведь было, что посвящали и плохие сочинения тоже. Но когда гениальное сочинение и вдруг спрашивают – нравится вам, или нет. И после того как я признался, что мне нравится, он сказал: «Тогда разрешите я Вам его посвящу».
– Что это был за человек?
– Мы лет пятнадцать встречали Новый год вместе. Что это был за человек? Этого в двух словах не скажешь. Это был гениальный человек, очень чувствительный, он мог сопереживать боль любого человека. И он настолько сострадал, настолько любил людей, что страшно боялся оскорбить человека или обидеть, отсюда исходило его вранье во благо, просто вранье. Например, когда я в его классе в 1935 году, для того чтобы поступить в его класс, сыграл Первый фортепьянный концерт, обливась потом – мне было тогда 16 лет – и красный сидел, потому что мне было стыдно ему играть. Я знал цену, кому я играю, и я только мечтал попасть в его класс. Я кончил игру, и он так: «Слава, какой вы талант, какой вы талант». Я знал, что он врет, но ему хотелось мне доставить какую-то радость, чтобы я не опустил руки, может быть. Он всегда такие выражения находил для похвальбы, что просто уши вяли, что он говорил такие вещи.
Он никого не старался обидеть в своей жизни и не обижал, но, может быть, это было ответом на то, что его все обижали. Ну не все, но большинство людей просто плевали гению в лицо.
Зинаида Гаямова,
секретарь Д.Д. Шостаковича:
«29 ноября 1959 г.
... Д.Д. прилетел из Мексики. <...> На аэродроме его встречали дети и я. Потом приехали Хренников, <...> Д.Д. был очень утомлен, бледный и измученный. Но он был счастлив, когда увидел детей, целовал их, обнимал, а дети тоже прижимались к нему и целовали его.
На аэродроме Д.Д. мало говорил. Но ко мне подошел Гаук и сказал: «Это был такой триумф у Д.Д., которого мир еще не видел».
Потом все поехали домой. Д.Д. пригласил меня к себе пообедать. Угощал виски, был весел и радостен...»
«Я уже третий раз в Варшаве, и довольно- таки за большой период времени. Первый раз я был в 1927 году, принимал участие в конкурсе имени Шопена, с тех пор прошло немало времени, целая жизнь прошла. И каждый раз, когда я бываю в Варшаве, у меня какое-то очень родное, теплое, сердечное чувство к этому прекрасному городу. Ибо, помимо замечательной варшавской истории, помимо красот этого города, этот город как-то связан с моей личной музыкальной жизнью. Все-таки тут я в 27 году был, когда только-только начинал свою музыкальную деятельность.
Варшава – прекрасный город, мне Варшава очень понравилась, жалею, что вот такая большая программа фестиваля не очень помогла мне просто больше погулять по городу, потому что город для меня знакомый и родной, а гулял я сравнительно мало».