Осенью 1956 года торжественно отмечалось 50-летие Шотаковича. 15 сентября камерным концертом, посвящённым его творчеству, открылся сезон в Малом зале Московской консерватории. Шостакович исполнял в концерте Сонату для виолончели и фортепиано с Ростроповичем и партию фортепиано в вокальном цикле «Из еврейской народной поэзии». Рихтер сыграл три прелюдии и фуги. 7 октября впервые прозвучал в исполнении Квартета им. Бетховена законченный летом Шестой квартет, про который автор в шутку говорил близким друзьям, что написал его в подарок самому себе к пятидесятилетию.
7 октября – премьера Шестого квартета (ор.101).
Шостакович назначен председателем оргкомитета Международного конкурса им.Чайковского.
Вступление в брак с М.А. Кайновой.
Пишет «Думы о пройденном пути».
Итальянская академия «Санта-Чечилия» избирает Шостаковича почетным членом.
11 марта 1956 г.
«У меня новостей мало. А хороших еще меньше. Самое грустное, это то, что после Десятой симфонии больше почти ничего не сочинил. Уже скоро начну чувствовать себя Россини. Как известно, этот композитор в 40 лет написал свое последнее произведение. После чего дожил до 70, не написав ни одной ноты. Слабое утешение для меня.
Завтра у меня собирается комиссия для прослушивания моей оперы «Леди Макбет». Означенная комиссия должна решить вопрос о том, можно или нельзя ставить эту оперу... Я жду завтрашнего дня с волнением и любопытством».
3 апреля 1956 г., Москва.
«Уезжая, не попрощался с шофером, который нас возил. Положите, пожалуйста, ассигнацию в конверт, запечатайте это и в таком виде отдайте ему от меня».
Лето 1956 г., Москва.
«Перед отъездом в Комарово я был на кладбище. Могила в очень хорошем состоянии. Я очень прошу Вас 4-го августа передать сторожихе Елене Петровне 50 рублей.
Живем мы хорошо, только очень плохая погода. Сообщаю Вам важную новость. Я женился. Мою жену зовут Маргарита Андреевна Кайнова. Крепко жму руку. Д. Шостакович».
Зинаида Гаямова,
секретарь Д.Д. Шостаковича:
«25 февраля в 12-м часу раздался звонок. Мне позвонил Д.Д. Шостакович...и он предлагал мне работать личным секретарем.<...> Я была взволнована, потрясена... Долго я не могла уснуть в эту ночь. <...>.
Весь следующий день я чуствовала себя по-праздничному.<...> Я пошла на собрание, где были композиторы и их жены. Раньше я не любила встречаться с ними, т. к. мне было противно видеть их сытыми и довольными и считающими себя выше всех, хотя на самом деле большинство из них – бездарности. Я думала, я счастливее их, т. к. буду рядом с человеком, который парит над ними.
27 утром в 8.30 Д.Д. позвонил мне и сказал, что мы должны встретиться для основательных переговоров.<...> Он приехал, поцеловал мне руку и сразу же приступил к деловой беседе. Он говорил, что не может работать, ему не дают работать. Звонки, приходы, встречи. Он сказал, что мои обязанности – это быть у него от 10 до 6 часов вечера и вести все переговоры по телефону. Придется выезжать и в Ленинград. <...>
17-го марта Д.Д. уехал в Баку. Я на дорогу напекла ему пирогов, нажарила котлет, купила апельсины.<...> Осталась я одна с детьми и без работницы. Мне пришлось и готовить самой и покупать продукты. Я изощрялась в кулинарии. Мне хотелось их побаловать вкусными домашними обедами.<...> Максим вообще очаровательный и общительный, а Галя была замкнута, но и она стала теплее и свободнее чувствовать себя со мной.
2-го апреля должен был приехать Д.Д. Мы получили от него телеграмму.<...> Да, надо сказать, что в этот же день в «Правде» появился подвал за подписью Хренникова, в котором он явно проводил мысль о творчестве Д.Д., подвергая его творчество завуалированной критике, критике уничтожающей. Это статья произвела сильное впечатление и подняла целую бурю среди людей, любящих и болеющих за искусство. Начались бесконечные звонки, встречи с людьми, которые были оскорблены за Д.Д. и возмущались этой статьей.<...>
В пять часов ему позвонил из ЦК Поликарпов, пригласив его к себе на 19 на 10 часов. Звонок взволновал его ужасно. Он больше всего, видимо, не хочет того, что Поликарпов будет пытаться «примирить его с Хренниковым». Уж слишком много он причинил ему зла. Он как-то мне рассказывал, что в 1948 году, после постановления, Д.Д. предложили написать музыку к какому-то кинофильму. Так Хренников написал Большакову, министру культуры, письмо с протестом, чтоб Шостаковичу не заказывали писать музыку, но Большаков обратился в высокие инстанции, и там сказали – не запрещать. «Ведь он хотел, чтобы я умер с голоду», – сказал Д.Д. <...>
Он был нервен и беспокоен. Потом он мне рассказывал, что почти всю ночь не спал, т. к. вечером испортился холодильник и лопнул газовый баллон, вышло много газу. А ему говорили, что при отравлении газом першит в горле и болит голова. И вдруг он почувствовал это першение. Потом он очень беспокоился о детях и несколько раз ночью вставал чтобы посмотреть не отравились ли они газом и каков их сон.
Мы долго обсуждали приезд Хренникова к Д.Д., думали, может, позвонить и сказать, что он заболел. Но все это было отвергнуто, и я сказала, что поздно, эта встреча неминуема. Д.Д. плохо завтракал, нервничал. В 24 ч приехал Хренников. <...> Хренников говорил сбиваясь, торопясь, путаясь... что есть люди которые сеют вражду между ними, распространяя слухи, что якобы он, Хренников, ненавидит Д. Д. Тут он начал говорить: «Д.Д., я преисполнен к Вам глубочайшего уважения, восхищения и любви...». Д.Д. старался отвести разговор на другую тему, но он опять перебивал и опять доказывал, как он высоко ценит Д.Д. и восхищается, и восторгается.
<...> Когда он уехал, мне показалось, что Д.Д. даже был чем-то удовлетворен. Во всяком случае не расстроен...
25 апреля 1956 г.
Приехала около 11 часов. Д.Д. занимался списками приглашенных на банкет, который он устраивал в честь 30-летия со дня написания 1-й симфонии. Он этому придает большое значение. Сам всех обзванивает и приглашает.<...>
12 мая состоялся банкет. Было очень празднично, нарядно. Гости были возбуждены и в приподнятом настроении. Очевидно, это оттого, что хозяин всеми гостями был любим, и приглашение его было для них большой честью и радостью. Я пришла на час раньше, чтобы посмотреть, как все приготовлено. Вскоре приехал и Д.Д. Он был в хорошем настроении и всем доволен.<...> Когда сели за стол, он сказал, что тостов не будет, поэтому пейте, ешьте и веселитесь.<...> После этого началось оживление, как бывает, когда гости довольны.
Ноябрь 1956.
Маргарита Андреевна... Ей чужда эта среда. А самое главное – она не понимает великого значения его в мировом искусстве, не понимает того, что человек он необыкновенный. <...> Для нее он человек талантливый, известный всему миру, но что за этим – она не понимает. И поэтому... перестраивать свою жизнь ей не хочется, а может быть, наоборот, наслышавшись, что его окружают не те люди, что часто его музыка вызывает протесты лиц, стоящих во главе руководства искусством, она считает, что должна перевоспитать его, не понимая, что это несовместимо с его внутренним миром и убеждениями».