1948

Совещание деятелей советской музыки в ЦК партии.
Первый съезд композиторов.
Приказом дирекции профессор Д. Д. Шостакович отчислен из Московской консерватории.
Завершен Первый концерт для скрипки с оркестром (ор.77) и вокальный цикл «Из еврейской народной поэзии» (ор.79).
Музыка к кинофильмам «Мичурин» (ор.78), «Встреча на Эльбе» (ор.80), «Молодая гвардия» (ор.75).

«...влияние формализма отчетливо заметно среди молодых композиторов, особенно студентов Московской консерватории, и это, очевидно, связано с тем фактом, что в ней обучают такие «формалисты», как Шостакович...»

Т. Хренников. Советская музыка, 1948

Д. Шостакович

«Я занимаюсь педагогической деятельностью уже (или еще только) 10 лет. За это время у меня учились столь замечательные композиторы, как Г. Свиридов, Ю. Левитин, К. Караев, Д. Гаджиев, Р. Бунин, погибший в боях за Родину В. Флейшман, О. Евлахов. Я имел большое счастье наблюдать за ростом этих талантливых композиторов. И сейчас в классе композиции, который я веду в Московской консерватории, занимаются молодые талантливые студенты, которые, несомненно, в будущем заставят говорить о себе».

Сов. искусство, 1948, 1 января

«Мандатной Комиссией установлено, что на съезде присутствует 500 делегатов, в том числе 465 мужчин и 35 женщин.
Национальный состав съезда:
Русских 203
Евреев 123
Армян 31
Украинцев 28
Грузин 22
Азербайджанцев 12
Латышей 11
Узбеков 10
Эстонцев 10
В составе делегатов 43 лауреата Сталинской премии, 24 Народных артиста СССР и союзных республик, 90 заслуженных артистов, 429 делегатов награждены орденами и медалями Советского Союза.
В числе делегатов 20 докторов искусствоведческих наук, 36 кандидатов искусствоведческих наук, 89 профессоров и докторов».

Из доклада Мандатной комиссии Первого съезда композиторов СССР

Апрель 1948 г.

«Характерными признаками такой музыки является отрицание основных принципов классической музыки, проповедь атональности, диссонанса и дисгармонии, являющихся якобы выражением «прогресса» и «новаторства» в развитии музыкальной формы, отказ от таких важнейших основ музыкального произведения, какой является мелодия, увлечение сумбурными, невропатическими сочетаниями, превращающими музыку в какофонию, в хаотическое нагромождение звуков. Эта музыка сильно отдает духом современной модернистской буржуазной музыки Европы и Америки, отображающей маразм буржуазной культуры, полное отрицание музыкального искусства, его тупик».

Из доклада Т. Хренникова на I съезде композиторов. – Первый всесоюзный съезд советских композиторов:
Стенографический отчет

4 февраля 1948 г.
(Секретно)

«Направляю Вам выписку из дневника заведующего Музыкальным отделом Литмузагентства ВОКС Шнеерсон Г.М.»
(Из докладной записки секретарю ЦК ВКП(б) Суслову М.А.).
«31 января болгарский композитор Панчо Владигеров был в гостях у И. Г. Эренбурга (они знакомы еще со времени посещения Эренбургом Болгарии). После этой встречи Владигеров стал задавать мне вопросы, касающиеся перемен на музыкальном фронте, в частности, он спросил у меня: верно ли, что сняли весь Оргкомитет Союза композиторов и что вместо Хачатуряна теперь Хренников.
Я спросил – откуда ему это известно.
Владигеров сослался на Эренбурга.
Затем он, опять-таки ссылаясь на Эренбурга, стал говорить о резкой критике, которой сейчас подвергается творчество Шостаковича. При чем, как говорит Владигеров, Эренбург решительно выступает в защиту Шостаковича против этой критики. Он считает Шостаковича гениальным композитором и не понимает, как может государство вмешиваться в творчество композитора и предписывать ему тот или иной стиль. Владигеров заявил, что он согласен с позицией Эренбурга.
Шнеерсон».

Из дневника заведующего Музыкальным отделом Литмузагентства ВОКС Шнеерсона Г.М.

«Как бы мне ни было тяжело услышать осуждение моей музыки, а тем более осуждение ее со стороны Центрального Комитета, я знаю, что партия права, что партия желает мне хорошего и что я должен искать и найти конкретные творческие пути, которые привели бы меня к советскому реалистическому народному искусству.
Я понимаю, что это путь для меня нелегкий, что начать писать по-новому мне не так-то уж просто... Но не искать эти новые пути мне невозможно, потому что я – советский художник, я воспитан в советской стране, я должен искать и хочу найти путь к сердцу народа».

Первый всесоюзный съезд советских композиторов:
Стенографический отчет. М., 1948. С. 343

12 декабря 1948 г., Москва.

«Я очень устал за последнее время. С огромным трудом, биясь из последних сил, сочиняю музыку к кинофильму «Встреча на Эльбе». Конца краю этой работе не видно. В этом месяце не удастся побывать в Ленинграде. Физически я чувствую себя также неважно, что также не способствует приливу творческих сил. У меня весьма частые головные боли, кроме того почти без перерыва тошнит, или, как говорят народным языком, мутит. Должен сказать, что это пренеприятно. Бреясь, имею возможность смотреть на свое лицо. Оно опухло, под глазами огромные мешки, лиловые опухшие щечки. За последнюю неделю, или несколько больше, я сильно постарел, и этот процесс постарения идет вперед с неслыханной быстротой. Физическое постарение, к сожалению, отражается и на потере душевной молодости. А может быть, все это от переутомления. Ведь я за последний год написал много музыки к кинофильмам. Это дает мне возможность жить, но и утомляет до чрезвычайности».

Из письма И. Гликману

Ирина Шостакович,
вдова композитора:

«Наверное, можно найти этот приказ в анналах консерватории. Это был отклик на постановление о формализме, что не тому учил. Но Дмитрию Дмитриевичу никто не сказал об этом: рассказывают, что он пришел на занятия, прочел этот приказ, повернулся и ушел.
Когда его за профнепригодность уволили, он в Московской консерватории не преподавал больше. Позже он взял несколько аспирантов в Ленинградской консерватории, наезжал туда и с ними занимался – там были Успенский, Тищенко, Биберган, Белов, Наговицын, в общем, несколько человек».

Из интервью, взятого О. Дворниченко

Галина Шостакович,
дочь композитора:

«Дом считался открытым до определенного момента, а потом отец стал более сдержанным, менее общительным – в 40-е и 50-е годы. В доме раньше всегда были гости. Они с мамой ходили на концерты, и всегда с концертов кто-то обязательно приходил, обязательно был вечерний чай.
Очень хорошо помню, как он очень трудно переживал постановление 1948 года – ходил по комнате, по диагонали.
Произведение есть такое «Раек», которое ясно показывает, как он относился к соответствующим товарищам.<...>
Оно было впервые исполнено только в 80-х годах. При жизни – нет. Многие персонажи «Райка» существовали тогда, существуют и сейчас. Все-таки он прожил суровую жизнь, чтоб выставить такой «Раек», – да ему бы по шапке дали. Ведь и Тринадцатая симфония с таким трудом проехала. Ну что вы, какой тогда «Раек» – нет, правильно он сделал – таким вещам нужно полежать.
Я помню, это было нервное время, более того, отец приказал, чтобы нас приводили из школы. Максим уже учился в музыкальной школе, где это постановление проходили. И ему разрешили не ходить недели две, чтоб его не терзали».

Из интервью, взятого О. Дворниченко

Максим Шостакович,
сын композитора:

«Я помню тот бастион, который мать сумела создать, потому, что терзали, конечно, отца ужасно. И она сумела выстроить стену между внешним миром, который оголтело рвал на части отца, и семьей – и мы, дети, очень хорошо понимали это, знали, что на нас лежит очень большая ответственность. Что стоит только нам сделать что-то не так, это может немедленно быть против отца, поэтому мы были тише воды, ниже травы».

Из интервью, взятого О. Дворниченко