Страницы жизни

В 1945 году, ко дню девятилетия дочери, Шостакович сочинил фортепианную пьесу «День рождения». Пётр Вильямс прямо на нотной рукописи сделал портрет Гали цветными карандашами.

Сочинение фортепианного цикла «Детская тетрадь» (ор.69).
3 ноября – премьера Девятой симфонии (ор.70).

2 января 1945 г., Москва.

«Новый год мы встречали. Встречали у нас на квартире. Отказать было неудобно, т. е. встречали «в складчину». Было «весело» и шумно. Наиболее тяжелые часы наступили после 3-х часов ночи. Далеко живущие гости (люди мне чужие и неинтересные) стали дожидаться первого трамвая. Ушли они в 6 часов (!). Я мечтаю о том, что в 1945 году мы водрузим знамя победы в Берлине.
Мои планы на 1945 года неясны.
(продолжение письма)
Я ничего не сочиняю, т. к. живу в очень скверных условиях. От 6 и до 18 часов я лишен двух видов элементарных удобств: света и воды. Особенно тяжело переживать эти неудобства с 15 до 18 часов. Уже темно. Керосиновые лампы мало освещают. Зрение у меня плохое. При керосине я не могу писать. Нервы сильно изматываются от темноты...
Моя машина до сих пор не действует. Нету у меня бензина. Нету шофера и, пожалуй, средств такового содержать...»

Галина Шостакович,
дочь композитора:

«Естественно, дочка композитора, нужно учить музыке, но я не очень успешно это проделывала, и отец по мере возрастания моих способностей сочинял, усложнял пьески: одну отыграла хорошо, завтра будет следующая. Я села играть эти пьески на прослушивании в Доме композиторов, одну сыграла, вторую не доиграла, забыла, расплакалась, вышел отец, доиграл, говорит: «Ладно, ладно, она еще маленькая». Через некоторое время меня освободили от занятий. Конечно, жалко, но что-то не пошло, так бывает. Я стала биологом.
Когда бабушка приезжала, начиналась колготня, беготня, я помню, у нее была такая лиса, вроде шарф, тогда носили. Она почему-то переворачивала ее, лису, мехом внутрь, клала на пол, сажала нас на эту лису и вот так за хвост возила. Все говорили – зачем, вы испортите. Она была эмоционально-заразительная. Я помню, мы ее ждали, потому что она нас на лисе возила».

М. Шостакович,
сын композитора:

«Мама была замечательный фотограф. Много знаменитых фотографий, снятых ею – написание Восьмой симфонии в Иваново в маленьком домушке, вообще много фотографий, сделанных матерью – и позже, в Комарово.
Он не любил фотографироваться. Лучшие фотографии мама всегда делала незаметно. Потому что он перед камерой закусывал губу, не знал, что делать, а мать умела подловить момент.
В картишки раньше любил поиграть, я помню... а потом как-то перестал. Пасьянсы любил раскладывать – это у него от мамы от его – Софьи Васильевны.
Он и меня учил раскладывать пасьянс. Я уже забыл, как это делается. Больше всего любил «Дядя Нил» – четыре ряда карт – сверху червы, бубны, трефы, пики...»

Август 1945 г.
Даниэль Житомирский:

«...я постоянно видел Шостаковича. Август был на редкость погожий и располагал к летним досугам. Но Шостакович в них почти не втягивался. У него явная антипатия к любым видам пассивной созерцательности, вообще к незаполненному, «нейтральному» протеканию времени. Он не любит поэтому ни медлительных прогулок с разглядыванием облаков, ни тем более досужих, случайных бесед. Участие в каком-нибудь активном процессе – единственная мыслимая для него форма существования. <...> В разговоре он предельно лаконичен; его реплики отрывисты, афористичны, часто с ироническим подтекстом. Он как бы все время торопится «перейти к делу». Иногда соглашался поиграть в четыре руки».


назад